Неточные совпадения
Там, где они плыли, слева волнистым сгущением тьмы проступал берег. Над
красным стеклом окон носились
искры дымовых труб; это была Каперна. Грэй слышал перебранку и лай. Огни деревни напоминали печную дверцу, прогоревшую дырочками, сквозь которые виден пылающий уголь. Направо был океан явственный, как присутствие спящего человека. Миновав Каперну, Грэй повернул к берегу. Здесь тихо прибивало водой; засветив фонарь, он увидел ямы обрыва и его верхние, нависшие выступы; это место ему понравилось.
Когда она злилась,
красные пятна с ее щек исчезали, и лицо, приняв пепельный цвет, мертвело, а в глазах блестели зеленые
искры.
Швырнув далеко от себя окурок папиросы, проследив, как сквозь темноту пролетел
красный огонек и, ударясь о пол, рассыпался
искрами, Самгин сказал...
Я встал и поспешно направился к биваку. Костер на таборе горел ярким пламенем, освещая
красным светом скалу Ван-Син-лаза. Около огня двигались люди; я узнал Дерсу — он поправлял дрова.
Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, рассыпались дождем и медленно гасли в воздухе.
Только под доменной печью, где нарочно для него был сделан выпуск, он долго и внимательно следил за выплывавшей из отверстия печи огненной массой расплавленного чугуна, которая
красными ручейками расходилась по чугунным и вырытым в песке формам, время от времени, когда на пути попадалось сырое место или какая-нибудь щепочка, вскидывая кверху сноп ослепительно ярких
искр.
Снова вспыхнул огонь, но уже сильнее, ярче, вновь метнулись тени к лесу, снова отхлынули к огню и задрожали вокруг костра, в безмолвной, враждебной пляске. В огне трещали и ныли сырые сучья. Шепталась, шелестела листва деревьев, встревоженная волной нагретого воздуха. Веселые, живые языки пламени играли, обнимаясь, желтые и
красные, вздымались кверху, сея
искры, летел горящий лист, а звезды в небе улыбались
искрам, маня к себе.
И вот я — с измятым, счастливым, скомканным, как после любовных объятий, телом — внизу, около самого камня. Солнце, голоса сверху — улыбка I. Какая-то золотоволосая и вся атласно-золотая, пахнущая травами женщина. В руках у ней чаша, по-видимому, из дерева. Она отпивает
красными губами и подает мне, и я жадно, закрывши глаза, пью, чтоб залить огонь, — пью сладкие, колючие, холодные
искры.
— Gloria, madonna, gloria! [Слава, мадонна, слава! (Итал.).] — тысячью грудей грянула черная толпа, и — мир изменился: всюду в окнах вспыхнули огни, в воздухе простерлись руки с факелами в них, всюду летели золотые
искры, горело зеленое,
красное, фиолетовое, плавали голуби над головами людей, все лица смотрели вверх, радостно крича...
Ах как много цветов! И все они тоже улыбаются. Обступили кругом Аленушкину кроватку, шепчутся и смеются тоненькими голосками. Алые цветочки, синие цветочки, желтые цветочки, голубые, розовые,
красные, белые, — точно на землю упала радуга и рассыпалась живыми
искрами, разноцветными огоньками и веселыми детскими глазками.
Надевал царь на шею Суламифи многоценные ожерелья из жемчуга, который ловили его подданные в Персидском море, и жемчуг от теплоты ее тела приобретал живой блеск и нежный цвет. И кораллы становились
краснее на ее смуглой груди, и оживала бирюза на ее пальцах, и издавали в ее руках трескучие
искры те желтые янтарные безделушки, которые привозили в дар царю Соломону с берегов далеких северных морей отважные корабельщики царя Хирама Тирского.
Снова вбежав в сарай, я нашел его полным густейшего дыма, в дыму гудело, трещало, с крыши свешивались, извиваясь,
красные ленты, а стена уже превратилась в раскаленную решетку. Дым душил меня и ослеплял, у меня едва хватило сил подкатить бочку к двери сарая, в дверях она застряла и дальше не шла, а с крыши на меня сыпались
искры, жаля кожу. Я закричал о помощи, прибежал Хохол, схватил меня за руку и вытолкнул на двор.
Под Казанью села на камень, проломив днище, большая баржа с персидским товаром; артель грузчиков взяла меня перегружать баржу. Был сентябрь, дул верховый ветер, по серой реке сердито прыгали волны, ветер, бешено срывая их гребни, кропил реку холодным дождем. Артель, человек полсотни, угрюмо расположилась на палубе пустой баржи, кутаясь рогожами и брезентом; баржу тащил маленький буксирный пароход, задыхаясь, выбрасывая в дождь
красные снопы
искр.
Пруд, который еще так недавно представлял ряд отличных картин, теперь совсем почернел и наводил уныние своей безжизненной мутной водой; только одна заводская фабрика сильно выиграла осенью, особенно длинными темными ночами, когда среди мрака бодро раздавался ее гул, а из труб валили снопы
искр, и время от времени вырывались длинные языки
красного пламени, на минуту побеждавшие окружавшую тьму и освещавшие всю фабрику и ближайшие дома кровавым отблеском.
Несколько доменных печей, которые стояли у самой плотины, время от времени выбрасывали длинные языки
красного пламени и целые снопы ярких
искр, рассыпавшихся кругом золотым дождем; несколько черных высоких труб выпускали густые клубы черного дыма, тихо подымавшегося кверху, точно это курились какие-то гигантские сигары.
Вцепился завод в землю, придавил её и, ненасытно алчный, сосёт дни и ночи, задыхаясь от жадности, воет, выплёвывая из раскалённых пастей огненную кровь земли. Остынет она, почернеет, — он снова плавит, гудит, гремит, расплющивая
красное железо, брызжет
искрами и, весь вздрагивая, тянет длинные живые полосы, словно жилы из тела земного.
Тяжело и медленно поднимается в гору народ, словно тёмный вал морской,
красной пеной горит над ним золото хоругвей, брызгая снопами ярких
искр, и плавно качается, реет, подобно огненной птице, осиянная лучами солнца икона богоматери.
И когда прошел кузнец, и скрылась
красная в черном мраке
искра, — Елена удивилась своей внезапной радости и удивилась тому, что она все еще нежно и трепетно играет в ее душе. Почему возникает, откуда приходит эта радость, исторгающая из груди смех и зажигающая огни в глазах, которые только что плакали? Не красота ли радует и волнует? И не всякое ли явление красоты радостно?
Здоровое
красное лицо, ровно камчатским бобром, опушенное окладистой, темно-русой, с седой
искрой бородою, было надменно и горделиво, в глазах виднелись высокомерье и кичливая спесь.
Через несколько минут лодки стали отходить от берега. Некоторое время слышны были разговоры, шум разбираемых весел, а затем все стихло. На месте костра осталась только
красные уголья. Легкий ветерок на мгновенье раздул было пламя и понес
искры к морю. Лодки зашли за мысок, и огня не стало видно.
Бледная
искра спички коснулась смолистых игол и
красный огонь прыгнул по куче вереска, но тотчас же захлебнулся густым, желтым дымом, который было пополз сначала в трубу, но потом внезапно метнулся назад и заслонил всю комнату; послышался раздирающий писк, множество мелких существ зареяли, описывая в воздухе косые линии.
Темно-вороной масти, с дрожащими,
красными, точно огнедышащими ноздрями, с черными глазами, сыплющими
искры, весь дрожащий с головы до ног, он вполне оправдывал свое название. Два казака-мингрельца еле сдерживали его.
Глаза ее метали
искры; рот,
красный и влажный, слегка вздрагивал. Внутри у нее гремело одно слово:"подлецы!"
С реки шел розовый отблеск заката. Позади высил ся город, мягко освещенный, с полосами и большими пятнами зелени по извилинам оврагов. Белые и
красные каменные церкви ярко выделялись в воздухе, и кресты горели
искрами.
Все это рябило у ней в глазах и мелькало, как яркие
искры между
красными углями.
Молодой солдатик вскочил и мигом исполнил приказание ближайшего начальства. Костер с треском разгорается. Вылетает целый сноп
искр, и большое пламя освещает окружающую дикую местность, сложенные в козлы ружья, стволы сосен, и
красный отблеск огня теряется в темноте густого леса. Старый солдат все продолжает свой рассказ.
Впечатление это превзошло его ожидания. Княжна сидела перед ним, вся
красная от волнения, глаза ее метали
искры, руки уже положительно рвали оборку платья.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих, светлеющих облаков дыма с блестками
искр и где сплошного, сноповидного,
красного, где чешуйчато-золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров.